В тёмной пещере стояла тяжелая, густая тишина, уже пару столетий как не тревожимая ни единым звуком. Похожую тишину ты можешь встретить лишь в сосновом бору после дождя — кажется, наваливается на тебя что-то со всех сторон, давит, всё живое вокруг попряталось, и вот-вот произойдет такое, от чего дыханье у тебя перехватывает, и думаешь только: «Боже… боже…». Хочешь крикнуть, согнать морок, а голос твой на расстоянии руки уже разлетается в прах, и не слышно ничего в ответ, ни эха, ни отклика земного. Воздух в пещере был сухой, и каменный пол со временем покрылся слоем плотной пыли. Ни одного следа в ней не оставила ни человеческая нога, ни звериная лапа. В центре, на натуральном возвышении лежало старое засохшее тело. Оно чем-то напоминало мумию, но не было целиком замотано в тряпьё: лишь только полуистлевшая набедренная повязка да головной убор из почерневших перьев покрывали иссиня-серую кожу. Когда-то давно руки человека не были сложены на груди, а свободно лежали по бокам, да так и остались навечно в этом положении. Сноп неяркого света откуда-то из потолочной расселины в этот час попадал точно на возвышение, так что стороннему наблюдателю можно было бы хорошенько его разглядеть. И этот наблюдатель был. С самого края, возле стены, рядом с небольшим проходом стояла маленькая девочка. Чумазое лицо её сливалось с окружающей тьмой, казалось с ней одним целым, и лишь широко, по-детски распахнутые глаза неотрывно смотрели на круг света впереди. Девочка молчала, замерев как вкопанная, едва ступив в пещеру. В руке она держала за лапку небольшого игрушечного медвежонка. Он был грубо сшит из кусков мятой буйволиной кожи, притянутых друг к другу крупными стежками. Шерсть снаружи уже была не такая густая, а на брюхе и вовсе была целиком вытерта. В этой прогалине можно было заметить тонкую вязь какой-то особой вышивки. Для человека извне этот символ бы не значил ничего, и тем более для человека белого, но каждому члену племени было известно, что именно за ним кроется. Только руки шамана могли уложить нити в этот магический знак, насытив его опытом тысяч предков и мастерством трепещущего знания, передаваемого из поколения в поколение подобно тлеющему углю, который несут между костровищами по тёмному лесу бытия. Девочка сделала шаг вперед. Она сама не понимала, как проникла сюда. Никто не знал, где находится эта пещера. Заваленный огромным камнем вход уже давно слился со скалой и, покрытый мхом, был совершенно незаметен глубоко в окрестных горах. Она пришла к этому месту, влекомая неведомым зовом. Она нашла низкий, заросший бурьяном лаз, где камень дал слабину и слегка приоткрыл проход. Она знала, что должна туда пройти, проползти, обдирая колени, во что бы то ни стало, это самое важное, что вообще может быть и что когда-либо будет. И теперь, опустив глаза вниз, она медленно брела к лежащему посреди пещеры иссохшему телу. Её маленькие ступни загребали тяжелую пыль, наполняя воздух позади сверкающей в солнечных лучах силикатной пеленой. Каждый шаг давался всё труднее, словно невидимая стена сопротивлялась любому её движению. Внезапно, натянувшись до незримого предела, пелена лопнула, оставив в детских ушах лишь белый шум — девочка подняла глаза. В них не было страха, но не было и решимости; словно бы она смотрела, но не видела. Девочка, как во сне, подняла медвежонка и вложила его в руку мумии. Ничего не произошло. Лишь потревоженная пыль догнала свою хозяйку и начала осторожно укладываться обратно на покой. Девочка моргнула раз, другой, и вдруг в её глазах проблеснуло сознание. Она наконец у в и д е л а. Мурашки поползли по её ногам вверх, по спине, по шее, поднимая волосы дыбом, и липкая, ледяная волна какого-то животного страха стала накрывать её, не давая шевельнуться или издать хоть какой-нибудь звук. В этот момент костяная рука резко, с силой сжала медвежонка. Символ на его животе вспыхнул нечеловеческим, зеленым пламенем. Девочка истошно закричала. {$DSKY}